Навеяно сообщением моего четырехлетнего внука о том, что ангелочков не существует. Вот насчет Деда Мороза - у меня действительно обоснованные сомнения в его существованииА ангелы мне попадались, и не раз. Одну историю расскажу.
Было мне тогда лет 15. Сестра занималась горным туризмом, и они иногда ездили на тренировки - то в карьер Борок, то ещё куда. В этот раз они с утра поехали на соревнования на Иню, недалеко от моста, лазить по зимнему склону. И она попросила меня приехать днем, привезти большой термос с горячим чаем. Ну, и просто прогуляться, посмотреть, как они лазят. Мне, конечно, было интересно. Я приехала, отдала им термос, посмотрела. С трудом поняла, какая команда впереди (не их) и точно поняла, что дело это долгое. Стала вокруг гулять.
Отошла метров на 100, а там от берега какой-то теплый ручей тек, может, сток, не знаю. А поскольку был уже февраль, лед был толстенный, и получилась такая большая, широкая и глубокая ледяная воронка, а где-то там внизу - вода, пар идет. И я на льду поскользнулась и упала. Недалеко от воронки. Стала пытаться подняться - оказалась ещё к ней ближе. Попыталась отползти - с тем же эффектом. Лежу такая, стараюсь не двигаться - иначе ещё чуть-чуть продвигаюсь в нежелательном направлении. Попробовала покричать, но все слишком далеко. Даже не могу сказать, что сильно испугалась - скорее, совершенно обалдела от такого поворота, вот так, раз! И на краю...
Ну, и тут, по законам святочного рассказа, подошел какой-то мужик. Незнакомый. И спрашивает: "Вам помочь?" "Да", говорю. Он меня как-то очень легко вытянул. Нет, потом не улетел и не растворился, просто не знаю, куда делся, народу было прилично. Среди Ириных туристических знакомых его не было. Кажется, спасибо я ему все же сказала...
И кто же это был, по-вашему?У меня-то сомнений нет.
Вот, кому интересно - подробнее Дусин новый вертеп. Правда, не только качество фото сильно не очень, но еще и не готовы дары в руках у волхвов. Но в целом вот так:
Открываю ленту - такая красота! Всех, для кого это праздник, я поздравляю с пасхальной радостью! Вот такая у нас в этом году зимне-рождественская Пасха:
А вот наш столНе пугайтесь, мы не съедаем это в один присест. Много дарим, а остальное едим несколько дней.
Но вот что действительно после поста улетает со свистом - это яйца! Дети каждый год сидят их расписывают, фантазии нет предела
Это младшенькая у меня так проводит каникулы - шьет кукол, по штуке в день Мне настолько непривычно, что кто-то в нашем доме рукодельничает, что решила на память их сфотать, пока она все не раздала подружкам и родным.
Мы ходили купаться каждый день. После завтрака на огороде еще роса, дорога сырая. Но это у нас в овраге. Тут всегда холоднее, и болото наступает на участки, дачи проседают и заваливаются набок, и владельцы бегут, оставляя руины. Это дикая часть дачного поселка – Низ, и мы люди дикие, живем у ледяных ручьев, дремучего леса. Верх - другое дело: там простор, жаркие поля, чистота и скукотища; там уже с утра можно ходить с коротким рукавом.
Чтобы попасть наверх, нужно сначала идти под горой, а потом подняться на склон по крутой земляной лестнице. Забираться тяжело. Если, например, с нами брат в коляске, то брата надо тащить отдельно, коляску – отдельно, и кто-то еще пусть возьмет все сумки из коляски, а то выпадет все: печенье, подстилка, надувные круги. Зато наверху можно прислониться к березе и полюбоваться видами. Вот она, наша долина, дачи Низа. Вот кусочек нашей крыши в самой дали, и леса на каком-то невозможном расстоянии, и зеленеет краешек поля.
Этот вид много лет назад полюбил очень странный человек, и построил себе дачу прямо здесь, среди берез. На самом краю отвесной горы он возвел хрустальный дворец, фантастический дом немыслимой красоты! На крыше бани – разноцветная беседка с перилами, и по стене летят журавли. Сам дом невероятной круглой формы, и стены облицованы какими-то плиточками в крапинку, а на крыше - гигантский стеклянный купол с винтовой лестницей. «Бабушка, что у них там?» - «Теплица. Очень неудобно поливать, кстати». Но этот чертог не мог предназначаться душным помидорам. На самом деле, конечно, там цветут розы и на закате танцуют вальс дачные дамы в лиловых платьях.
Кроме дома с куполом и журавлиной беседки чудак построил еще гараж, деревянный и тоже разноцветный. Когда идешь на пляж, надо пробираться очень близко к нему по узкой тропинке. Когда мы были совсем маленькие, нас почему-то водили сюда, на гору, любоваться закатами и «слушать кукушку». И кто-то решил вот этот гараж – а может, всю усадьбу – обозначить как «кукушкин дом».
Мы стали старше, у нас каникулы, мы смотрим, как над нашим оврагом торжественно парит коршун – ему оттуда видно дальнее поле и самые глухие леса. А кукушка – невидимка: есть только ее голос, она знает, сколько мне лет жить осталось. Я считаю, и все выходит 24 – но, может, она предрекает не смерть, а перемены: в обозначенный год, например, выйду замуж.
Кукушка обещает, что мы станем ужасно взрослыми. А мы тогда построим сами себе по даче. Вечерами мы чертим планы будущих участков. Собирая малину на вареники, мы обсуждаем проекты в мельчайших подробностях. На наших дачах будут и качели, и бассейны, и раскидистые сады, и даже прозрачно-деревянный дворец кукушки поблекнет перед их величием.
В стене кукушкиного гаража была дырочка от сучка как раз на уровне детской руки. Не знаю, кто первым придумал, но с каких-то пор мы стали каждый раз по дороге на залив засовывать туда что придется: травинку, шишку, незрелую ягоду. Это называлось «подарок кукушке». Взрослых возмущала наша традиция, но мы блюли ее свято. Мы стояли на горе, любуясь далями, а потом украдкой пихали в гараж стручок акации, или фантик, или палочку от чупа-чупса, или перо коршуна – величественная птица, а перья носит в аккуратный мещанский горошек. Глупо хихикая, мы совершали это маленькое приношение дачному божеству. В июне сдуть туда пушинки одуванчика, в августе – закинуть уворованную из-за чужого забора ранетку. Что-нибудь случайное, сорванное, найденное по дороге, мимолетный подарок летнего дня. Мы, конечно, знали, что хозяин хрустальной усадьбы злится на нас и выгребает весь мусор из гаража, но все равно никогда не проходили по этой дороге между Низом и Верхом с пустыми руками.
Вот мы выросли, но так и не построили собственных дач с гамаками и бассейнами, вот в 24 года я вышла замуж и приехала с мужем сюда. Был август, лазурь преображенская, с берез кое-где падали желтые листья, и время уже пришло, чары рассеялись, забор вокруг кукушкиного поместья сгинул. Мы прошли по колено в травах к самому дому. Дом погибал: уже не было ступенек на винтовой лестнице, недоставало стекол на куполе, пустовали голые окна. На двери запоздалое объявление: «В доме ничего нет! Не бейте стекла!» Бесхозный дом подпустил меня ко всем своим тайнам, махнул рукой на приличия, обнажил святая святых. Я ходила по заросшему участку, натыкаясь на милые детали этого когда-то любимого, продуманного рая: вот металлическая оградка, вот кормушки для птиц, раскрашенные под цвет дома, вот – подумать только! – бассейн. А черные крапинки на плитах, которыми облицован дом, оказались не простыми: на каждой под стеклом вставлена фотография. Черно-белые лица непонятно каких годов. Собачка, и красивая женщина, и отдельно чьи-то глаза, и веселая немолодая компания на крыльце этого самого дома. Все эти люди пропали, и некогда лучшая дача в округе пришла в упадок. Еще немного, и она станет такой же бесплотной, как наши выдуманные особняки.
Деревянному гаражу досталось сильнее всего: сохранились только две его стены. И одна из них – та самая, с дыркой от сучка. Я подошла впервые взглянуть на нее с внутренней стороны. И оказалось, что ничего не пропало. К стене прижималась невесомая серая кучка – дунь, и рассыплется в прах. Там были все наши многолетние приношения – постаревшие, запыленные, они ждали, они никуда не делись. И я вспомнила, я увидела, как из этой горстки пепла встает птицей Феникс, бессмертной кукушкой, наше давнее дачное лето, а потом еще и еще одно. Каждый день был целехонек, и все снова встало на свои места, и никто не повзрослел и не умер, просто ушли в гости на дальние луга, подниматься по лестнице без ступеней, танцевать в стеклянном зале, пить вино на веранде и есть вареники с малиной, долгими вечерами слушать птиц и не считать, сколько лет осталось, потому что там, между Низом и Верхом, не умеют считать. Я нашла там, среди листьев и стебельков, оранжевую дужку от темных очков и взяла на память. А потом спустилась в овраг.
У меня пятеро детей. Конечно, все они временами болеют, кто чаще, кто реже. Иногда болеют тяжело. Особенно в дошкольном возрасте. И проблема, поднятая в статье Елены Кучеренко«Крик души и сопливые дети», мне, разумеется, знакома. Бывали бессонные ночи в борьбе с упорно поднимающейся до невероятных цифр температурой у малыша или в напряжённом прислушивании к дыханию астматика. Приходилось и стоять перед страшноватым выбором: отправить тяжело болеющего семилетку одного в больницу или выхаживать дома. Знакомо и чувство бессилия, когда одна болезнь сменяется другой, и вот уже несколько курсов антибиотика за полгода… Однако моя точка зрения если и не прямо противоположна взгляду автора статьи, то, по крайней мере, значительно отличается.
Прежде всего, на протяжении последних тридцати, примерно, лет ясно наблюдается нарастающий страх перед инфекциями и болезнями вообще. Если в моём детстве было вполне нормальным проведать заболевшего ангиной одноклассника, то сейчас это исключено. Помню, как ухаживала за больной гриппом мамой, жившей со мной вместе, и это не считалось чем-то сложным (кстати, не заразилась). А лет так через 15, когда грипп подкосил всю нашу семью разом, родственники только ставили у порога квартиры сумки с продуктами и лекарствами, о физической помощи речь не шла. Да, у кого-то в доме был ослабленный больной, которому надо опасаться любой заразы; у кого-то маленький ребёнок… Почти у всех в жизни бывают подобные периоды, ничего страшного. Но в целом тенденция именно такова.
Перейду поближе собственно к детям и их общению. Лично я не поведу откровенно больного ребёнка ни на какое мероприятие – это в первую очередь тяжело ему самому и, очень вероятно, чревато осложнениями болезни. Между тем я не раз оказывалась именно в числе тех мам, которых обвиняют в «подвергании риску других детей». Объясню на примерах.
Случай первый. Очень болезненный в целом сын-первоклассник кашляет второй месяц, без других симптомов. Врач определил «хронический бронхит», стал лечить его амбулаторно (дело это небыстрое) и дал справку, что сын может посещать детский коллектив. Сидеть дома целую четверть, не имея на это оснований? До занятий его допустили, но недовольные присутствием кашляющего сына рядом с другими детьми были.
Случай второй. Другой сын, приходя в класс, начинает чихать и заливается, простите, жидкими соплями. Сын – аллергик, проявления именно такие, а раздражителем, скорее всего, стал распустившийся цветок в классе, точно так и не установили. Дома же с ним всё в порядке. А вокруг как раз свирепствует «свиной грипп». Бедного ребёнка и домой отправляли, и маску на него надевали. В итоге я месяц, отправляя в школу, кормила его антигистаминными препаратами.
Ещё история. Дочка, болевшая редко, но с затяжным течением. Начался кашель, насморк, осип голос. Мы честно высидели четыре самых потенциально заразных дня дома, лечились. Температуры не было, ребёнок весел и бодр. А я по опыту знаю, что такая картина будет недели две-три. На пятый день повела её в воскресную школу… Если коротко – одна из мам не здоровается со мной уже второй год. Конечно же, и я, выслушав гневную отповедь, не спала ночами, мучаясь от сознания, что, быть может, из-за меня пострадал чужой ребёнок.
Во всех этих случаях не было острой необходимости водить детей в коллектив. Да, вряд ли им дали бы справку доктора, хотя можно было попробовать договориться. Но равным образом я не видела и необходимости их изолировать и пропускать занятия. Читала, кстати, что в элитных английских школах дети с температурой до 38 вообще считаются здоровыми и от занятий не освобождаются. Подобные правила существуют, если не заблуждаюсь, в Америке и ряде стран Европы. Россия же почему-то движется к принципу «сидеть дома от появления и до исчезновения последнего симптома», что вряд ли оправдано и уж точно нелегко для всех: родителей, вынужденных лавировать между работой и постоянно болеющим дитём; детей, пропускающих занятия, утренники и просто кучу интересного; врачей, вынужденных принимать почти здоровых детей ради выписывания\продления больничного; учителей и воспитателей, у которых срываются учебные планы и выступления…
С другой стороны, я как раз бывала и бываю мамой часто болеющего ребёнка, которого надо особо поберечь, чтобы вырваться из череды болезней и не дать им перейти в хронические. Тут опыт, увы, у нас в семье уже очень существенный. Что мы делаем? Да ничего особенного. Просто считаем, что ответственность за здоровье наших детей лежит именно на нас. И идём путём сначала оберегания иммунитета, а затем его укрепления. 1. Ограничиваем контакты. В первое время после выздоровления (неделю-две) – никаких магазинов, транспорта, гостей. 2. Стараемся понемногу, но регулярно бывать с ребёнком на свежем воздухе. 3. Следим, чтобы ребёнок не переутомлялся, достаточно спал и полноценно питался. 4. Не пренебрегаем витаминами, морсами, травами.
В более долгосрочной перспективе нас очень выручает спорт, особенно бассейн и каток. И, разумеется, разбираемся с причинами слабого иммунитета, с хроническими проблемами. Самый слабенький сын, не вылезавший из болезней, например, резко окреп после пары лет занятий фигурным катанием на открытом льду плюс удаления давно докучавших аденоидов. Ну и, разумеется, время на нашей стороне – к 6-8 годам дети болеют намного меньше, чем с 2 до 5. Что же касается тактики постоянного избегания не стопроцентно здоровых людей, она себя за 24 года нашего родительства оправдала далеко не во всём. Да, конечно, не стоит с малышом идти в дом, где есть больной гриппом. Не надо приглашать друзей, вчера жаловавшихся на расстройство желудка. Но точно для себя уяснили – заразиться можно всегда и везде. Помню, как была потрясена, когда оба сына-дошкольника заболели явно одинаковой вирусной инфекцией после того, как просто погуляли в роще, ни с кем не контактируя! Мы в тот период как раз старались избегать контактов после гриппа, поэтому происхождение той заразы осталось загадкой. В то же время, не раз дети оставались вполне здоровы, погостив у сопливящих сверстников. Это укрепляет меня в мысли о том, что части болезней избежать практически невозможно (если не надеть скафандр). Ну, а избежать остальных или, по крайней мере, перенести их по возможности легче можно, если поддерживать и укреплять иммунитет. Хорошо, что практически все мои подруги, как многодетные, так и нет, так же спокойно относятся к детским соплям, как и мы. Мы честно предупреждаем друг друга перед взаимными визитами, если в доме есть не совсем здоровые. Но, кроме ситуаций особой ослабленности либо острой болезни, обычно нас небольшие проблемы со здоровьем не смущают. Тем более, что при моих пятерых и, например, шестерых подружкиных детях трудно выбрать момент абсолютного всеобщего здоровья. То же самое можно сказать и о периодах беременности: избегая явного заражения (например, визитов в дом к больному гриппом) и излишних посещений многолюдных мест, в то же время невозможно избежать любого контакта с вирусами. Да и вряд ли это нужно, иммунитет при такой строгой самоизоляции вряд ли укрепится, а для будущего ребёнка заболевания мамы, на самом деле, редко действительно вредны. Гарантии же, что в группе детей, например, нет ни одного, кто завтра заболеет ветрянкой. то есть заразен, никто дать не сможет, к сожалению.
Да, безусловно, мы должны быть милосердны и внимательны друг к другу. Только в первую очередь мы стараемся следить за собой, за своими поступками и мыслями. Не делить родителей на имевших уважительную причину и не имевших, не оценивать их дела и, тем более, побуждения. Считать, что все мы не враги друг другу, и никто не хочет зла нам и нашим детям, так же как и сами мы не хотим никому причинить вреда.
Это моя дочка писала контрольную, надо было сочинить отрывочек по всем законам романтизма. Я лежала... Один день из жизни романтического героя Тише, Танечка, не плачь – Не утонет в речке мяч. А.Барто, древнефранцузский бард.
Бледный свет луны, пробивавшийся сквозь густой туман, делал ещё более жуткими очертания узловатых ветвей, тысячелетних корявых стволов, замшелых валунов и колючих зарослей терновника. Чаща мрачно шумела. Что-то зловещее виделось в ней Татианетте, но она всё шла и шла вперёд. Пробираться по узкой тропке становилось всё труднее, но, дрожа от ужаса перед неведомым, спотыкаясь от нечеловеческой усталости, хрупкая девушка снова и снова разводила нежными руками нависшие над дорогой ветви. Жестокий ветер рвал её длинные тёмные волосы и простое, но изящное, как полевой цветок, платьице. Иногда она восклицала полным тоски голосом: «Зизи! О! Зизи!» То был призыв, но её единственному другу – маленькому белому пёсику Зизи – никогда не было суждено отозваться. Он навеки сгинул в нелёгком пути, и сквозь туман ночи до него не доносился нежный и переливчатый голосок хозяйки, который прежде так сладостно пел песни о неведомых краях, а теперь всё чаще издавал стоны. О! Никто из прежних друзей не узнал бы теперь добрую, милую Татианетту: какое безнадёжное горе застыло во взгляде её прекрасных, огромных черных глаз! Какая роковая решимость в плотно сложенных губах, прелестных, как лепесток розы! Она несёт в кармашке своё последнее сокровище – золотой шарик, которым некогда играл сам король. Этот мячик – последнее, что может спасти её несчастную старушку-мать, что может выкупить её из рабства самого злого и кровожаднейшего тирана – Герцога Г. О.! Татианетта вздрагивала при одной мысли о ледяном, обжигающем злобой взгляде его единственного глаза. Но вот, вот уже близко твой замок, негодяй: несчастная девушка слышит рёв мощного горного потока, вот наконец она видит мрачный чёрный силуэт здания, ставшего тюрьмой её матери и тысяч других страдальцев! Вот она идет по узкому и шаткому мосту через поток, подбираясь всё ближе к замку… Но что это? Она покачнулась… О, последняя надежда и радость! Золотой шар выскользнул из кармана изящного, как полевой цветок, платьишка, и упал в бушующую реку. Даже последнего плеска не слышит Татианетта. «Всё кончено! Всё кончено! О, моя мать! Будь проклят, тиран!» - восклицает она и, горько рыдая, падает на гнилые доски моста без чувств.
Краснокамск, Альтгаузен В.П. Ивановская обл., п/отд. Золино, 6/II Милая, хорошая и не знаю какое еще имя тебе подыскать! Додумай сама. Только что получил открытку от тети Лиды с твоим адресом! Теперь я за всех спокоен, знаю куда писать и могу послать тебе немного денег – единственное чем я могу помочь тебе и малышу. Все это время я не имел от тебя никаких известий и посылал во все концы отчаянные письма. Думалось все самое невероятное. И потом: тоска. Хочется видеть тебя, Валерика, знать о вас и иметь перед собой строчки начертанные тобой. Работая в полевом строительстве, я уже почти примирился с полной невозможностью связаться с любимыми, но вот 3го января меня призвали в латвийскую стрелковую часть с определенным адресом и я в первый же день разослал открытки в поисках тебя. В лагере нахожусь уже 3 недели. Народ все время прибывает и очень скоро я переменю адрес. Об этом говорит многое. В связи с предстоящей отправкой, ребята мне уже обещали встречу с моей «старушкой», как они все говорят, в Москве. Очень много шансов, что путь на фронт будет лежать через Москву. Не знаю, удалось бы мне отлучиться до дому при приезде, но мысль о возможности тебя увидеть меня привела в такое возбуждение, что несколько ночей я буквально бредил тобой. И вот теперь я знаю, что увидеть тебя еще не придется. Это очень обидно. Но пусть. Зато я знаю, что ты с сыном и со своими и точно знаю – где именно. Про себя мне даже и писать как будто нечего, хотя полгода прошли очень непохоже на всю прожитую до сих пор жизнь. Было часто трудно, кругом прошло много людей и не раз менялась обстановка. Об этом ты может быть кое что знаешь из многочисленных моих открыток. Ближе то, чем жив сейчас. Народ вокруг очень своеобразный. Основу составляют коренные латыши, отступившие из Латвии при оккупации ее немцем. Народ очень бойкий, воинственно настроенный и страстные патриоты. Все только и мечтают о том, чтобы скорее попасть на фронт и обязательно к своей республике. Возможно, что это их желание и будет вскоре исполнено. Я тоже с удовольствием отдался этому под’ему. Особенно ободряет то, что здесь я равный среди равных и никакие анкетные данные меня не ограничивают в правах. Во взводе работаю агитатором и по старой памяти – физкультурным организатором. Будни подготовки и несложного лагерного быта почти целиком поглощают. Хочется серьезнее усвоить то, на что приходится уделять так мало времени. Все недостатки условий жизни и даже отчасти питания совершенно не расстраивают. Больше того, они только еще больше толкают на фронт. И среди всей этой здоровой, хорошей суматохи в сердце небольшой уголок с вечно тлеющим огоньком, неугасающей тоски и любви к вам – тебе, твоим темным глазам и малышу, золотистой головке и заливистому хохоту. Как нередко бывало, пишу между делом. Сегодня я во внутреннем карауле. Дежурю круглые сутки, но 2 часа подряд с 4 часовыми промежутками. Мороз особенно не трогает. Поверх обычной, и без того теплой одежды, одевается здоровенный овчинный тулуп. Все 2 часа караула в полном моем распоряжении и я могу вволю намечтаться о далеком доме. Не о пустой квартире в Москве, а о тепле и уюте заполненном присутствием двух милых существ. Приходится довольствоваться и этим. Буду ждать твоих писем с еще большим нетерпением чем прежде. Всего лучшего, Верунька. Целую тебя, Валерика и всех «колхозников». Больших и малых. О всех изменениях в адресе и прочем буду регулярно сообщать. Пиши почаще, надеюсь что нибудь получить. Весь твой Коля.
Краснокамск, Вере Павловне Альтгаузен. Ивановская обл., п.о. Золино, 8/II Верунька, милая, наконец-то я с уверенностью могу к тебе обращаться. Первое письмо, которое я отправил вчера, полно радости от полученных вестей о вас и поэтому сумбурно, беспорядочно. Сегодня попытаюсь быть немного систематичнее. Несколько месяцев скитаний и беспорядочной кормежки не могли не оказать на мой желудок своего влияния. Хлеб, - основа моего рациона, - картошка и притом в самых различных порциях (от 0 до обжорства) здорово расшатали мою пищеварительную машину и без того не вполне исправную. Когда то частая изжога перешла в постоянное ощущение кислоты и какого то металлического вкуса во рту. Вряд ли это уже болезнь но состояние все же неприятное. Здешний рацион более регулярный, но не настолько обильный чтобы восстановить потерянное.в моей жизни промелькнул момент торжественности – присяга. В прошлом, ты наверно помнишь, я несколько иронически глядел на эту операцию. Теперь же в связи с переменой окружения и времени скромная процедура присяги – вечером в бараке, при свете керосиновой лампы, меня даже взволновала. Вообще война меня здорово попеределывала. Не только официальная печать, но и все виденное и слышанное от многих людей каких я перевидал за эти полгода пропитали меня крутой ненавистью ко всему, что виной этим разрушениям. А некоторые знания основ марксизма – политэкономии и истории делают понятными многие явления, очень туманные в непосредственной близости. Примером – наше существование. Некоторые детали нашей лагерной жизни многим ребятам кажутся слишком черными и им придается решающее значение в оценке целого периода и оценке хода войны. Вообще, я тебе скажу, латыши очень сильно попахивают национализмом. И еще из разговоров со многими я как то почувствовал их на какую-то ступеньку ниже себя в смысле политического самосознания. Каждый из них еще собственник и общего у них кроме Даугавы очень мало. И эта ступень, возвышающая любого колхозника, которого они кстати совсем не хотят признать за члена нового государства, над ними – результат нового, что существует 24 года. Возможно, что после революции в России русские рабочие рассуждали так же как и теперешние рижане. Быть может эта страничка агитации тебе покажется неуместной в письме человека, пишущего любимому другу, но ты знаешь, мне иногда хочется поговорить о разных вещах, а здесь очень неподходящая для таких разговоров компания. Сейчас ребята пришли с сообщениями, бог весть от куда полученными, о том что наша часть переброшена на другой участок, ближе к желанной границе. Все очень возбуждены, забыты все неприятности! Вот такими я люблю их видеть, полными решимости, готовых итти в ригу с голыми руками. Надеюсь и уверен только, что нам туда с голыми руками идти не придется. А как ты, что ты? Работаешь вероятно, где? Как устроились малыши? Как с кормежкой хватает ли? Что вышло у тебя с работой на заводе и как ты выбралась в Краснокамск? Где Таня.Есть ли письма с фронта от ребят. Где Андрей пишет ли? Здорова ли бабушка, так много тратящая своих сил на клопов. Как чувствует себя дедушка-Павлуша? Ксения все еще с вами без сомнения, как она управляет своими зверушками? Все что можешь написать для меня дороже самого дорогого. И про себя побольше и про мальчишку обязательно. Часто вынимаю ваши фотографии. И над каждым предметом связанным с домом подолгу задумываюсь. Флакон с «Полетом» храню, как девушка подарок любимого и только по торжественным для меня дням решаюсь его открывать. Особенно слежу за принесенным тобой ножом. Однажды он чуть не пропал. Это было в пути. Не передам тебе своего огорчения а затем радости когда пропажа нашлась. Ведь со всем этим связано твое присутствие, твои вкусы, твои руки, твоя забота. Помнишь ли ты обо мне так? Я надеюсь что могу об этом думать. Ведь да? Кончаю, до следующего раза. Живи спокойно, будь здорова, и ты и Валерик. Крепко целую прямо в губы и мысленно трогаю черный завиток на твоем высоком лбу. Целую всех. Твой Коля.
Краснокамск, Альтгаузен В.П. 27/II Спасибо за фамилию.(Прим. - бабушка подписала письмо как Берзина) Верочка, пишу с фронта. Пришли сюда только вчера. Из лагеря следовали через Москву, где простояли целых 2 дня. Хотел вырваться на Покровку, но в город удалось выбраться на очень незначительное время, да и к кому было спешить? Вместо этого я в компании Сергея К. и одного славного латыша Риксис проделали небольшой трюк и достали в совершенно невозможных условиях по бутылке портвейна. Это было просто замечательно. Целых полгода я не держал во рту никакого вина и теперь это простое Ереванское показалось мне верхом совершенства. Дальше дорога шла в том же направлении, что и полгода назад. Только в середине пути свернули влево от линии идущей на Ленинград. Сейчас нахожусь в районе Ст.Руссы. Обстановка опять совершенно новая. Эти две ночи провели в еловых шалашах. Было холодновато. Днем идут беспрерывные воздушные бои. При мне уже сбили одного немца. Возможно, что сегодня отправлюсь в полк, после чего сумею тебе сообщить подробный адрес. (До этого ты не пиши мне на полевую почту). Большинство ребят уже распределили, но я и Сергей (опять вместе) аттестованы младшими командирами и еще не распределены в части. Впереди много трудного и непривычного. Заглядывать вперед страшновато, поэтому может быть ты заметила, я ни одного письма не кончаю словами до свидания. Дела нашей армии все более и более хорошие. Немца каждый день выживают из новых деревень, уничтожают его в окруженных пунктах. Но это зверь, который получив смертельную рану в агонии бросается и наносит огромный вред. А что он делает в оставленных деревнях! За 4 дня нашего пути мы не могли как следует отдохнуть из-за разрушений в деревнях попадающихся нам. Там же где остаются избы, помещения не имеют жилого вида. Все поломано, разбито и загажено. И вывезено все, вплоть до последней табуретки. Так хочется хотя бы словом отметить разницу в поведении солдат-немцев и красноармейцев, которым не разрешено брать в деревнях даже мороженой картошки, чтобы не походить на грабителей оккупантов. И крестьяне это очень ценят. Милая Верочка, письма от меня будут теперь редки и очевидно очень лаконичны. Напишу после первого боя. Будь здорова, дорогая. Передай привет маме и папе, пусть выздоравливают и больше не хворают. Целую крепко тебя и сына. Твой, все время твой. Коля.
7/III. 3ч. утра. Верочка! Как часто бывало использую ночное время для того чтобы побеседоватьс тобой. Сижу дневальным в землянке и топлю печь, а так как дрова в печке горят без моей помощи, то мое дежурство оказывается свободным временем. Обещал писать после того, как буду знать свой точный адрес, но пока еще этого нет. Я с группой командиров некоторое время подучимся, а затем – по местам. Ребята с которыми я приехал уже участвовали в боях. Кругом беспрерывно развертываются события которые оставят глубокий след в истории и моей памяти. Наша часть все время участвует в наступлении и с передовой то и дело приносят вести о том, что заняты все новые и новые деревни. Вчера смотрели «Разгром немцев под Москвой». Виды Москвы опять взволновали меня так, как будто я мельком увидел родное лицо мелькнувшее в окне проходящего поезда. Сама картина очень кратко но красноречиво показывает происходящее. Непосредственно по пятам немцев я еще не проходил, но и того что мне пришлось увидеть в оставленных ими деревнях достаточно, чтобы все человеческие чувства были возмущены до крайней степени. Частенько мне приходит в голову мысль: как хорошо, что вы с Валериком можете спокойно жить в дали от этой ужасной войны. Жизнь наша здесь более чем сносная. Не находясь на самой линии огня, люди обеспечены крышей над головой, все тепло одеты. Кормят много лучше, чем в тылу. Единственное чего остается желать – это бани. Людей много, а бань слишком мало, чтобы можно было пропустить всех. Приходится восполнять это умыванием «в котелке». А ночь такая лунная! Видимо я стал восстанавливать силы после работы в строительстве. Чаще останавливают внимание слабые еще признаки весны, а по ночам – роскошное, почти январское небо. А сны! Эти радостные минуты, когда я совершенно отчетливо вижу тебя, говорю с тобой, чувствую, приходят все чаще. В лагерях все ребята открывают свои картинные, вернее портретные, галереи показывая своих родных, и я не упускал ни одного случая, чтобы воспользовавшись предлогом самому не взглянуть на вас. Мне очень хочется получить от вас какие нибудь фотографии сделанные теперь, но боюсь, что их нельзя будет переслать. Я могу без конца заполнять страницы всей ерундой которая для тебя не будет интересной, приходится брать себя в руки и ставить точку, хотя мне и приятно проводить время за этакой болтовней. Ну не буду отнимать время у цензоров, проверяющих наши письма и закончу. Надеюсь, что дома все в порядке, насколько это возможно. Бабушка поправляется, Валерик здоров, ты, моя ласточка, тоже. Все вы иногда вспоминаете обо мне. Я же про всех вас думаю частенько. Крепко целую длинную очередь маленьких и больших Альтгаузенов и семейку Берзиных. Ваш Коля, папа-дядя-Артур. Я думаю, Верочка, что не куришь?
Краснокамск, Вере Павловне Берзин. 19/III Милая Верочка! Сегодня последний день нашего обучения. Все это время нас знакомили с новым в тактике, оружии, а тех, которые, как я , раньше не знали вообще ничего – и с основами в так называемой военной науке. Время пролетело совершенно незаметно. Через пару дней нас распределят по полкам. До этого дня всегда получалось так, что какие-то причины отдаляли от меня момент личного участия в боях,поэтому я еще не представляю что это значит. Судя по рассказам товарищей с которыми я здесь обучаюсь, а они все уже были по несколько раз в боях и большинство из них имеют ранения, это похоже ни на что другое в жизни. Из природы разве только действие страшного града на зрелое хлебное поле подходит для сравнения. Оптимизма и радужных надежд никаких. Слишком откровенным перед тобой быть боюсь т.к. в мыслях сам часто ловлю себя на трусливых надеждах. По крайней мере в роли героя плохо себя представляю. Но все это измышления. Уверен, что в трудный момент хватит меня на любое дело. Только бы не растеряться. Здесь приходится считаться с тем, что я часто бываю недостаточно хладнокровным. Но об этом можно много не расписывать. Это те «копания», которые так знакомы тебе с давних времен. Пока есть время, хочу поболтать с тобой о вещах про которые скоро думать недостанет времени. Жили мы эти дни как у Христа за пазухой. В сосновом лесу в топленой землянке, которую мы сами выстроили, прошло 19 замечательных дней. Холодные, морозные ночи сменялись искристо-ясными днями. Яркое солнце еще не в силах бороться с сильным по-зимнему морозом но голубое небо с нежно розово оттененными облаками не оставляют сомнения, что это уже не зима. На вершинах елей звонко поют клесты, а по ветвям суетятся многочисленные синицы. Следы зайца как-то особенно отчетливо ложатся на подтаявшем на припеке снегу. Природа походит на красавицу, еще не проснувшуюся от волшебного сна, щеки её розовеют, дыхание становится глубже и ровнее. Ещё немного – она раскроет глаза и сладко потянется. Прекрасна жизнь. Замечая и прислушиваясь, я вспоминаю одну за другой прошедшие весны, нас и строю планы на будущее. До тех пор, пока существует природа с её весной, способной оживить любого меланхолика и заставить улыбаться самого отчаянного пессимиста, нужно жить и не думать, не заглядывать за конечный барьер. Много думаю о том, как встречаете весну вы, далеко от меня. Валерик скоро начнет сбрасывать одежонки и станет, шлепая по натекающим из талого снега ручейкам, щуриться на яркое солнце. Тебе прибавится хлопот следить за этим сорванцом. Ведь весной и болеют малыши чаще. Удивительна эта способность без конца болтать. Но ведь я надеюсь, что вам это тоже приятно. Я надеюсь на будущее, иначе тоска может совершенно задавить. Надеюсь. И как только получу назначение в полк, буду иметь адрес, сразу сообщу тебе, дорогая, чтобы снова иметь возможность читать написанное тобой. Милая Верочка, как должно быть тебе трудно сейчас! Возможно, в скором времени мне удастся хотя бы деньгами тебе помочь. Крепись, дорогая. Целую тебя, как когда-то, очень крепко и много. Валерика тоже. Так, как это сделал бы, увидев вас. Привет всем. Твой Коля. Приложение.
В ЦК ВКП(б) Латвии от В.П. Альтгаузен Очень прошу оказать мне помощь в получении каких-либо сведений о моем муже. Мой муж, Артур Рудольфович Берзиньш, 1918 года рождения был призван в Латвийскую национальную дивизию в январе 1942 года. С 15го января по 12 февраля он находился в Ивановской обл. Гороховском р-оне п/отд. Золино п/ящик 207/21. 27го февраля он прибыл на фронт в р-н Ст.Руссы, там же он окончил школу младших командиров. 19го марта. От 19го марта было последнее письмо, в кот. он писал, что после распределения по частям он мне напишет, с указанием № полевой почты. Письма с фронта от мужа были со штампом 1040 полевой почты. Больше я ничего не имею от мужа, очень прошу, если возможно, сообщить мне о нем.
Мой дедушка, лейтенант А.Р.Берзин, погиб под Старой Руссой в марте 1942 года. Вместе со всем 43м отдельным латышским стрелковым полком.
Зашла сюда случайно (из темы про каких-то шибкоумных детей), а тут такое, сижу весь вечер читаю. Спасибо огромное за то что выложили письма. Читала как книгу "Дети Арбата", только все как-то ярче, острей, больней что ли. А по поводу наивности тоже считаю, что берегли люди друг друга. Спасибо еще раз.
Здравствуй, первое посещение твоего дневника вызвало у меня эмоциональный шок) тебе книги надо писать ...романы итп выделю время и опишу свои чувства от каждого прочитанного твоего абзатца , обязательно.
А ангелы мне попадались, и не раз
. Одну историю расскажу.
) и точно поняла, что дело это долгое. Стала вокруг гулять.
Настроение:
