/ Проекты Сибмамы / Правовой раздел

Юлия Стибикина: «На стороне пациентов 8 из 10 дел мы выигрываем...»

Врач – пожалуй, самая ответственная профессия. Тем печальнее, что некоторые сибмамы на своем опыте убедились: не каждый медик достаточно внимателен, ответственен, да и чего уж там, – компетентен. Промахи врачей обходятся нам слишком дорого, причем не только в переносном, но и в прямом смысле. Можно ли заставить горе-эскулапа заплатить за свою ошибку и сделать так, чтобы никто больше не стал жертвой его непрофессионализма?

Еще несколько лет назад мы бы сказали « к сожалению, нет ». Однако после того, как корреспондент Сибмамы побеседовала с Юлией СТИБИКИНОЙ, директором Юридической Компании «Стибикина и партнеры» и, пожалуй, самым известным юристом в Сибири, работающим в области медицинского права, наше мнение в корне изменилось!

«Мы единственные в городе занимаемся этой проблемой…»

– Юлия Александровна, почему вы работаете именно с этой отраслью права?

– Его величество случай и везение. Мое первое дело в 2008 году было медицинским, и я его выиграла, сразу попав в десятку сильнейших юристов России. В 2005 году основана организация «Стибикина и партнеры», и сейчас мы занимаемся исключительно данной категорией дел.

– В России много юристов, специализирующихся на медицинском праве?

– Их мало, поскольку это достаточно сложная отрасль. Мало того что нужно разбираться в законе, нужно иметь дело и с медицинской составляющей. Знать порядки и стандарты оказания медицинской помощи на территории Российской Федерации, которые существуют не по всем нозологиям, суметь разобраться, есть ли в конкретном случае дефекты оказания медицинской помощи, сказались ли эти дефекты на состоянии здоровья пациента, есть ли причинно-следственная связь. Это сложно и не всем интересно, тянуться такое дело может долго. Наша команда постоянно растет, сейчас работают девять сотрудников, а начинали мы вдвоем. Так сложилось, что мы на сегодняшний момент единственные в городе занимаемся этой проблемой и не можем охватить все. Я езжу по всей России. Есть филиал в Москве, работаем и в восточном направлении – консультируем Братск, Благовещенск.

– Трудно разобраться, не имея медицинского образования?

– Во-первых, существует ряд нормативно-правовых актов, в соответствии с которыми должна оказываться медицинская помощь. Во-вторых, в нашей команде есть специалисты с медицинским образованием. Иногда случай настолько ясный, что двух мнений не может быть. Недавно молодой человек поступил в клинику с черепно-мозговой травмой, врач не увидел перелома основания черепа и отпустил пациента домой. Через два дня парень впал в кому, через десять дней скончался. Он однозначно нуждался в госпитализации.

«Следователи просто не успевают доказать вину специалиста…»

– Что в нашей стране вообще происходит с медицинским правом?

– Оно находится в стадии развития. В 2012 году был принят 323 Федеральный закон «Об охране здоровья граждан», который более или менее соответствует современным реалиям. Но, к сожалению, закон еще сырой, недоработанный. В нем медицинскую помощь назвали медицинскими услугами, а значит, она автоматически подпала под закон о защите прав потребителей, я считаю это неправильным. Врачи не технику ремонтируют, а людей лечат.

– А в других странах?

– Во всех цивилизованных странах медицинское право развито, мера ответственности у врачей высокая. В странах Европейского Союза, в Америке даже существует такое понятие, как «медицинский адвокат». Каждый доктор несет гражданскую ответственность за свои действия. Врача могут отстранить от работы на срок, по окончании которого он сдаст ряд экзаменов и вернется в профессию, уголовное наказание – крайняя мера. В России ответственность за своего сотрудника несет лечебное учреждение, если речь идет о гражданско-правовых отношениях. В России отстранить врача от медицинской деятельности можно только при наличии вступившего в силу приговора суда. Если в действиях доктора будет установлен состав преступления, его приговорят к определенному сроку. Соответственно, на этот же срок он автоматически отстраняется от практики.

– Как часто это случается?

–С 2011 года изменилась статья уголовно-процессуального кодекса, и все дела, срок наказания по которым не превышает трех лет, были отнесены к преступлениям небольшой тяжести. Получается, что срок уголовного преследования по данной категории дел составляет всего два года. Вину нужно доказать, а медицинская экспертиза – дело сложное и долгое, она может проводиться от 4 месяцев до полутора лет. Следователи просто не успевают доказать в эти сроки вину специалиста.

” - В нашей практике был только один уголовный процесс, он недавно закончился. Это дело Екатерины Ларицкой, оно широко освещалось в СМИ. 17-летняя девочка умерла в больнице скорой помощи в результате проведенной эндоскопической операции. Ее оперировал главный эндоскопист Новосибирской области, прекрасный специалист, но потом пациентка не наблюдалась должным образом персоналом лечебного учреждения. Открылось кровотечение, от которого Екатерина и скончалась.

-Если бы персонал своевременно принял меры и вызвал эндоскописта, возможно, девочка осталась бы жива. Но так как осложнения у пациентки развились в результате действий врача, его признали виновным, есть вступивший в силу приговор суда. Однако не было применено никаких санкций, потому что истек срок уголовного преследования.

– То есть врач, допустивший ошибку, в большинстве случае продолжает работать. Это хорошо или плохо?

– А если мы всех врачей пересажаем, кто будет лечить? У врача нет умысла навредить. Проступки совершаются по неосторожности: где-то по недогляду, где-то глаз замылился. К сожалению, наибольшее количество ошибок допускают не молодые врачи, а специалисты с богатым опытом: подводит самонадеянность. Клинические проявления заболевания могут быть абсолютно разными, тот же аппендицит под что только не маскируется. Ошибиться может каждый. А если врачу не хватило знаний или мы имеем дело со злостным проступком, нужно отстранять от работы такого доктора. В медицине, как и в других профессиях, есть лишние и случайные люди, но их немного.

«В нашей практике максимальная сумма – 7 миллионов 300 тысяч…»

– На Западе пострадавшему пациенту компенсацию выплачивают страховые компании, а в России это практикуется?

– Есть один нюанс: когда человек участвует в клинических исследованиях, его жизнь может быть застрахована, это законодательно утверждено. Во всех остальных случаях компенсация пациенту выплачивается лечебным учреждением после вступления в законную силу решения суда. Других вариантов, увы, нет. Если речь идет о частной клинике, возможно мировое соглашение – шанс на то, что лечебное учреждение будет договариваться, высок. А вот государственное не будет, у них в бюджете не предусмотрено на это средств.

”  - В моей практике был лишь один прецедентный случай. Министром здравоохранения Новосибирской области тогда работала Ольга Васильевна Кравченко, она разрешила областной клинической больнице заключить мировое соглашение на сумму в два миллиона рублей. В результате врачебной ошибки во время родов пострадал младенец, у него диагностирована тяжелая форма ДЦП. Мать получила компенсацию.

– О каких суммах обычно идет речь?

– Удовлетворяются, конечно, не все иски. Последнее выигранное нами дело – 3 миллиона рублей компенсации морального вреда за смерть молодой женщины плюс ежемесячные выплаты по потере кормильца до совершеннолетия детей, которые больница будет выплачивать исходя из среднего заработка погибшей. В нашей практике максимальная сумма компенсации, которую выплатило государственное учреждение, составила 6 миллионов 300 тысяч, негосударственное – 7 миллионов 300 тысяч рублей.

- В российской практике – 15 миллионов. В Санкт-Петербурге в государственной больнице молодому человеку неправильно дали наркоз, в результате он находится в вегетативном состоянии.

«Акушерство занимает первое место по количеству претензий…»

– Почему самые громкие медицинские дела связаны с родовспоможением?

– Акушерство – это такая отрасль медицины, которая по мировой статистике занимает первое место в мире по количеству претензий со стороны пациентов. Роды вроде бы не болезнь, а нормальный физиологический процесс, но может случиться все что угодно. Беременность иногда служит пусковым механизмом для развития заболевания на фоне полного благополучия. К тому же в процессе участвует не один человек, а два: мама и ребенок. Около 60% дел в нашей практике связаны именно с родильными домами.

– Какое дело о родовспоможении вам запомнилось?

”  – Дело «Авиценны». Оно было очень тяжелым, в том числе с эмоциональной точки зрения. Это одно из дел, которые я буквально пропустила через себя. Через 9 часов после родов умерла девочка. Судебные разбирательства продолжались долго. Девочка родилась 11 октября 2008 года, а суд мы закончили 28 декабря 2010 года. Была проведена экспертиза, которая установила прямую причинно-следственную связь между действиями лечащего врача и наступлением летального исхода.

– Я до сих пор общаюсь с мамой этой девочки, у нее уже родился второй ребенок. С первыми моими клиентами мы дружим и плотно общаемся, эти дела запомнились. А сейчас, когда накоплен большой профессиональный опыт, дела стали похожи друг на друга. Для кого-то многие случаи кажутся вопиющими, а мы, юристы, уже привыкли, адаптировались.

– С какими отраслями медицины, кроме акушерства, приходится чаще работать?

– Травматология, хирургия, потом все остальное. Стоматология, конечно. Люди, бывает, по полтора-два миллиона отдают, чтобы обзавестись красивой улыбкой. В последнее время часто судятся со стоматологами.

«Корпоративная солидарность врачей закончилась…»

– Вопрос про медицинскую экспертизу и экспертов. Действительно ли врачи связаны круговой порукой, потому что в роли экспертов выступают действующие специалисты?

– Объективное заключение можно получить, если экспертиза уйдет в другой регион. Возможность круговой поруки не исключается, но в целом корпоративная солидарность врачей закончилась. Есть много ведущих экспертных учреждений, которые пишут правду, дают объективные заключения.

– Вы как юрист можете выступать и на стороне лечебного учреждения. В чем специфика таких дел?

– На стороне пациентов 8 из 10 дел мы выигрываем. Если мы дело взяли, ушли с ним в работу, то, как правило, пациенты побеждают. Защищать лечебное учреждение с профессиональной точки зрения сложнее, но и гораздо интереснее. Пробелов в законодательстве очень много: права в основном у пациентов, а у врачей одни обязанности. Такой перекос я считаю неправильным. Права должны быть у всех равными. Врачу поликлиники на осмотр пациента отводится 12 минут плюс бешеная нагрузка. На стороне пациента работать проще, пациентами так или иначе являемся мы все: адвокаты, прокуроры, судьи, секретари судебных заседаний. В уголовном праве есть презумпция невиновности, а при предъявлении гражданского иска в адрес лечебного учреждения  действует презумпция вины. То есть если пациент написал исковое заявление в суд, даже еще не имея достаточной доказательной базы, считается, что он априори прав, а лечебное учреждение виновато. Это бремя ложится на плечи клиники. Необходимо доказать, что сотрудники сделали все вовремя и качественно и пациент пострадал не по их вине, а потому, что так обстоятельства сложились. Существует ряд документов: информированное согласие, всевозможные разъяснения, планы лечения – все это должно непосредственно согласовываться с пациентом. Во всех странах мира, прежде чем пациента лечить, врач должен заполнить кипу документов. Бумажной работой доктора завалены, но без медицинской документации никак, в случае разбирательств она будет основным доказательством.

– Какое-то из таких дел вам запомнилось?

– Да, в одном из дел мы выступали на стороне седьмого роддома. Женщина погибла, вина врачей была доказана. Дело мы проиграли, но я думаю, не каждый родственник или пациент имеет право на достойную компенсацию морального вреда. Супруг пациентки еще до этих событий был лишен родительских прав, он пил, на все суды приходил в состоянии опьянения. Он получил компенсацию в 50 тысяч рублей. Я считаю, что эта сумма адекватна его страданиям.

– В чем заключается ваша работа с медицинскими учреждениями, это только представительство в суде?

– Наше сотрудничество с некоторыми клиниками ограничивается только медицинскими вопросами: ответы на претензии пациентов, жалобы, не все из них, конечно, доходят до суда. В других лечебных учреждениях мы полностью курируем с юридической точки зрения всю хозяйственную деятельность: договоры закупа, обслуживание оборудования, трудовые споры. Мы готовим пакет документов, индивидуальные информированные согласия – бывают случаи редких патологий, которых нет «на конвейере». Но если мы работаем с лечебным учреждением, это не означает, что они будут делать все что угодно, а мы – их защищать. Стараемся донести до персонала, что все должны с заботой и осмотрительностью относиться к своей профессии. Пациент – это не чайник, которому можно прикрутить новый шнурок, и он снова заработает.

– Встречаются абсолютно необоснованные иски со стороны пациентов?

– Их много, но мы не берем такие дела. Есть профессиональные жалобщики, которых я называю пациентами-экстремистами. Они заваливают лечебные учреждения жалобами, постоянно пишут кляузы. Если в клинике есть грамотные организаторы, они решают эти вопросы внутри системы.

«Советская система здравоохранения была признана лучшей…»

– Может, дело не только в несовершенстве медицинского права, но и в самой системе отечественного здравоохранения? В какой стране, на ваш взгляд, система здравоохранения близка к идеальной?

– Идеальной системы не существует, везде свои недочеты и недоработки. В Германии, Корее, Израиле развитая медицина. Советская система здравоохранения в 1987 году была признана ВОЗ лучшей в мире, но с одной оговоркой: очень слабое финансирование. В действующую систему нужно было вложить деньги, и она функционировала бы по сей день нормально. Много внимания тогда уделялось профилактике: проводились диспансеризации, на предприятиях работали медицинские кабинеты, люди ездили в санатории и профилактории. Существовала преемственность между лечебными учреждениями: если пациент поступал в стационар, врач мог получить о нем необходимую информацию в поликлинике, а сегодня врач получает пациента как кота в мешке.

На мой взгляд, существующая система здравоохранения оставляет желать лучшего. Во-первых, очень жесткий кадровый дефицит. Врачи пенсионного и предпенсионного возраста скоро уйдут из медицины. Можно модернизировать сколько угодно и что угодно, ставить оборудование, но если лечить некому, это не имеет смысла. В сельской местности вообще нет специалистов. Были программы типа «Земский доктор», которыми государство пыталось заинтересовать молодых врачей, но они не очень хорошо сработали.

”  -  Во-вторых, я не согласна с реформами системы образования в медицине. Сейчас ребята, заканчивающие медуниверситеты, уходят в поликлиники работать терапевтами. Интернатуру фактически упразднили. А какой из выпускника терапевт, если он живого пациента три-четыре раза в жизни видел? Боюсь, что с такими терапевтами мы получим вал недовольных пациентов и неправильно поставленных диагнозов.

- Либо первичное звено в лице терапевтов будет ошибаться, а вторичное звено в лицо узких специалистов – все это потом разгребать. В-третьих, основная масса пациентов сейчас лечится самостоятельно. Недавно принят закон о телемедицине, к которому у меня тоже много вопросов. Пока наша система здравоохранения не выровняется, будут проблемы и у пациентов, и у врачей.

– Вы как юрист видели много сложных случаев. Не боитесь лечиться?

– Меня очень хорошо лечат. Но я стараюсь не болеть, конечно. Многие пациенты приходят в лечебное учреждение, открывают дверь ногой и считают, что им все должны. Я так себя никогда не веду и не спорю с доктором, назначающим мне лечение. Он же мне не советует, как себя в суде вести. Всем должны заниматься специально обученные люди. Если ты пошел к врачу, либо ты ему доверяешь, либо ищи другого. Есть интернет, всегда можно почитать отзывы о специалисте, уважающие себя клиники следят за качеством медицинской помощи. Иногда и слово лечит, если случился контакт с доктором. Со скорой помощью и экстренной госпитализацией сложнее, отзывы тут не помогут. Но если вы находитесь в лечебном учреждении и у вас возникла проблема, не нужно сразу бежать к юристам, попытайтесь решить эту проблему сами. Сходите к заведующему отделением или отправьте родственников. Огромное количество конфликтов между пациентом и клиникой возникает из-за неумения разговаривать. Как правило, пациенты приходят не поговорить, а сразу «с наездом». И никто никого не слышит. Нужно спокойно задать интересующие вопросы, и поверьте, вас не выгонят. Если нет контакта с лечащим врачом и заведующим отделением, идите дальше. В многопрофильных больницах есть еще начмеды, замы, главный врач. Лучше плохой мир, чем очень хорошая война. Я никогда в жизни не скажу, что у нас плохие врачи – они такие же заложники несовершенной системы, как и пациенты.